В титрах не значится
Как актюбинец Карим ХАЛИУЛЛИН стал художником-постановщиком киношедевра “Вокзал для двоих” и умудрился не попасть в титры
В этом году исполняется 35 лет фильму легендарного советского режиссера Эльдара РЯЗАНОВА “Вокзал для двоих”. В двухсерийной картине об истории любви провинциальной вокзальной буфетчицы Веры и московского пианиста Платона все тронуло зрителя, иначе быть не могло.
Картина имела ошеломительный успех. Она пополнила золотой кинофонд России, завоевав в свое время все мыслимые и немыслимые награды на отечественных и иностранных кинофестивалях. Исполнительница главной роли Людмила ГУРЧЕНКО после “Вокзала для двоих” была признана лучшей актрисой года в СССР, а Эльдару Рязанову вручили приз за вклад в развитие советской кинокомедии.
Впрочем, и остальные не остались неотмеченными. Все, кто был задействован в создании этой картины, получили повышение и приличные гонорары, а их имена были увековечены в финальных титрах фильма. За исключением лишь одного человека - актюбинского художника-постановщика Карима Халиуллина. Именно ему должен быть благодарен зритель, что видеоряд в фильме прекрасно воспринимается визуально.
- Я тогда работал внештатным художником-постановщиком на “Мосфильме”, отработал на нескольких кинопроектах, - рассказывает актюбинец, - так что нельзя сказать, что Рязанов выбрал новичка. Обратившись ко мне, он просил срочно выручить его.
Взамен, вспоминает Карим Гарифуллович, Рязанов обещал повышенные гонорары - 4 тысячи рублей, что составляло стоимость однокомнатной квартиры в Москве, похлопотать, чтобы его зачислили в штат “Мосфильма”, ну и указать данные в финальных титрах картины.
- Золотые горы Рязанов обещал потому, что сроки съемок неумолимо поджимали, уходила зима, а главное - художник-
постановщик Александр БОРИСОВ, с которым Рязанов снял многие свои картины, ушел спасать фильм пасынка Эльдара Александровича, - говорит Карим Халиуллин. - Это была полнометражная дебютная кинолента Николая, сына второй жены Рязанова Нины Скуйбиной, поэтому, чтобы пасынок не ударил в грязь лицом, Эльдар Александрович пожертвовал своим художником-постановщиком.
К тому моменту выяснилось, что примерно четыре месяца у дирекции фильма ушло на подготовительный период. На выбор натуры - то, чем занимается художник-постановщик, оставалось совсем мало времени. На съемки и того меньше. Поэтому Кариму Халиуллину пришлось работать днями и ночами.
- Выбор натуры - это выбор места съемок, а также изготовление десятков цветных эскизов игровых сцен. По сути, это нарисованные кадры будущего фильма размером метр на восемьдесят сантиметров. Ключевые объекты - вокзал, избу, колонию, ВИП-зал, ИВС, ресторан с людьми - сперва пришлось перенести на бумагу, - говорит Карим Халиуллин.
С местами съемок Халиуллину необходимо было быстро определиться. К примеру, в фильме есть сцена, где героиня Гурченко идет по Лосиноостровскому мосту. Чтобы выбрать его, художнику-постановщику пришлось объездить десятки московских мостов, как и рынков, чтобы остановиться на Тишинском, где герой Басилашвили торгует дынями. Или, к 
примеру, когда идет перекличка заключенных, оператор показывает снежные холмы, солнце, извилистую дорогу. Нужно было найти места, интересные по своей изобразительности, чтобы не было скучно для зрителя.
- То есть эти места не только выбирали, но и предварительно рисовали, - уточняет Халиуллин. - Многие мои картины, кстати, украли. В фильме мы снимали сцену в избе с Гурченко и Басилашвили в кровати. Там висела картина с русалкой, написанная мною в стиле примитивизма. Я хотел оставить ее себе, но и ее умыкнули.
Так как основные сцены снимались на Рижском вокзале, Халиуллин с оператором хорошенько изучили все его углы и помещения. Необходимо было просчитать каждую точку, на которой должен был остановиться объектив. Так как сроки поджимали, снимать старались с двух-трех дублей. Долгими часами Халиуллин пропадал в библиотеке “Мосфильма”, чтобы собрать изобразительный исторический материал по тематике самой картины.
- Если от экрана невозможно оторвать взгляд, то это не только высококлассная игра актеров, но и тщательно подобранный антураж. Каждая мелочь - будь то букет, фасон одежды, прическа героев, фонарный столб или 
колористика обстановки - очень важна, чтобы увиденное мозг воспринял визуально, - говорит актюбинец. - Кстати, из-за того, что сегодня некоторые экономят на художнике-постановщике, сериалы или фильмы, каким бы прекрасным ни был сценарий, визуально не воспринимаются.
Не обходилось во время съемок и без экстремальных моментов.
- Как-то среди ночи ко мне заявился администратор картины Лазер МИЛЬКИС. Глаза горят, видно, что-то задумал: “Иди, Карим, тебя хочет Рязанов”, ухмыляется. Я возьми да брось: “А что это он среди ночи, да еще к себе, а не в кабинет?!” А Милькис: “Он нормальный мужик!” - вспоминает Карим Гарифуллович. - Прихожу к режиссеру, а он с порога: “Карим, спасай! Что хочешь, то и делай, но мне к утру нужны тюремные вышки!”
Когда актюбинец узнал, что от него требуется, слегка ошалел. Ни второго помощника, ни двухручной пилы, ни бревен! Сам художник-постановщик, сам маляр, сам плотник. Но в итоге, взяв в помощники столяра, отправился сооружать эти вышки. Имеющиеся на территории колонии снимать было неудобно - ракурс не тот, а об их переносе и речи не было.
- Началась адова ночь. Все необходимые материалы искали по округе, к утру все было готово. Декорации невозможно было отличить от оригинала - мы изготовили несколько пятиметровых сооружений да еще так нашаманили, состарили, чтобы они максимально выглядели обшарпанными. Но больше всего было обидно за мою заграничную дубленку. В советские времена такие вещи днем с огнем невозможно было сыскать. А мне ее, рискуя всем, привез иностранный студент - внук японского императора КОДЗО. Короче, за ночь работы на морозе я полностью изуродовал свою любимую дубленку, - говорит Карим. 
Точно так же приходилось Халиуллину колдовать над бутафорским тюремным забором, на фоне которого в конце фильма бегут герои Гурченко и Басилашвили. Дирекция собиралась закупить бревна и колючую проволоку, затем все это установить. Однако актюбинец посоветовал обойтись горбылями - выпуклыми срезами деревьев и арканом, на котором завязывали малюсенькие бантики из распущенных нитей самой веревки.
На съемки фильма ушло примерно три месяца. Так как снег быстро таял, решено было снимать финальные сцены - зимние. Все остальное, летние сцены, записывали в мае.
За две недели до окончания съемок у режиссера появилась идея ввести в картину несколько эпизодов, связанных с Московским вокзалом в Ленинграде. Для этого туда должна была отправиться вся съемочная группа. Однако Карима Халиуллина сразила болезнь.
- Рижский вокзал, где проходили съемки, огромный, построен до революции, имеет просторные залы и окна, массивные двери. Все 
они были всегда открыты нараспашку, поскольку так требовал сценарий. К тому же по полу проходили кабели для освещения. Я так сильно простыл на этом страшном сквозняке, что в итоге меня госпитализировали, - вспоминает Карим. - Не считая дороги в Ленинград и времени на подготовку, съемки там длились три дня. Я пришел через две недели. Показываю больничный лист, а Рязанов виновато так: “Карим, прости, сам знаешь - сроки поджимают, пришлось снять без тебя”.
В итоге постановочные заплатили Александру Борисову. В штат “Мосфильма” Халиуллина взяли, но гораздо позже, и не с подачи Рязанова. Плюс ко всему в титрах к фильму имя Карима Гарифулловича не упомянули.
- Ко мне Борисов приходил, извинялся, предлагал разделить постановочные, а я сказал: не нужно, обойдусь. К Рязанову разбираться не пошел - молодой был, гордость душила, к тому же все знали на “Мосфильме”, что художником-постановщиком в “Вокзале для двоих” в большей степени отработал я, - говорит Карим. - А недавно узнал, что об этой истории мельком упомянули в Википедии. До этого соответствующая запись была только в моей трудовой книжке. Хоть на этом спасибо...
Антон МОЛДИН, фото из личного архива Карима Халиуллина и с интернет-ресурсов,Актобе
