7026

Марат СМАГУЛОВ, теолог: Нельзя терять свою веру

Эксперты прогнозируют: проблема религиозного экстремизма в Казахстане будет обостряться в связи с выводом сил международной коалиции с территории Афганистана в 2014 году. Готовы ли мы противостоять этому злу? Каковы причины распространения религиозного радикализма и экстремизма в нашей стране? Ученый-теолог Марат СМАГУЛОВ предлагает свое неординарное видение проблемы.

- Как вы думаете, почему у нас возникла проблема религиозного экстремизма и терроризма?
- Во-первых, после обрушения железного занавеса к нам хлынули зарубежные проповедники всех мастей. При этом, полагаю, легко можно было подкупить как муфтият, так и чиновников, чтобы вести свои проповеди. Во-вторых, свою роль сыграла слабость теологической научной базы в Казахстане. Таковой она, увы, остается и сегодня. В-третьих, до сих пор при назначении верховного муфтия используется принцип “Выбирай не харизматичного, не лидера, не ученого”. Давно пора отойти от этих установок, если мы хотим победить терроризм и экстремизм.

- Насколько казахстанская молодежь подвержена идеям салафизма?
- Надо признать, что наиболее продвинутая часть нашей молодежи, образованной и инициативной, в основном русскоязычная. Но пытливый ум и поиск духовности, к сожалению, приводят некоторых в сети заокеанских кук­ловодов. При попустительстве госструктур бывшие руководители Духовного управления мусульман Казахстана вдруг занялись почему-то вопросом продвижения государственного языка в мечетях, при этом духовность и развитие теологии остались без внимания. А как только в мечетях стали проповедовать исключительно на казахском языке, произошел колоссальный отток русскоязычной молодежи в салафизм и другие течения. При этом сегодня казахскоязычные проповедники просто переводят салафитские идеи на казахский язык.
Как можно было загнать мечеть в рамки казахского языка в стране, где мирно сосуществуют представители более 130 наций?! Даже если два процента молящихся не будут понимать имама, он должен уделять им внимание. А как он это сделает - это его проблема.
Вслед за русскоязычной казахской молодежью мусульмане других наций, не понимая проповедей на казахском языке, начали открывать свои мечети. К примеру, в Алматы существует мечеть чеченцев и ингушей “Вайнах”, в Астане - мечеть “Кунта-хаджи”, где проповеди, кстати, читают и на казахском, и на русском языках. Открыли свои мечети турки, дунгане, курды, уйгуры.
Как могут имамы, не знающие русского языка, вести диспуты с представителями других религий и салафитами? Я уже не говорю о том, что в Астане и Алматы должны проповедовать имамы, свободно владеющие и арабским языком. Чтобы и представители иностранных дипкорпусов могли общаться с ними и совершать свои религиозные обряды в этих мечетях.
Добавьте к этому тот факт, что есть много людей в госструктурах, которые ратуют за так называемый умеренный салафизм. Есть чиновники, читающие намаз и придерживающиеся определенных течений, но не афиширующие это. Плюс существующее противостояние представителей различных религиозных течений запада и юга республики - ведь именно в этих регионах появились ячейки салафитов, зикристов, дааватчиков-таблиговцев, хизбуттахрировцев, коранитов со всеми вытекающими последствиями... Вот вам и ответ на вопрос, почему мы не можем решить проблему салафизма.
Любопытно, что подобная форма распространения казахского языка наблюдается сейчас уже и в христианских церквях. Недавно одна русская женщина, сходившая в церковь на Пасху, сказала: “В церкви сейчас половина прихожан - казахи. Но пусть уж лучше верят хоть какому-то Богу, чем будут атеистами!”. А святые отцы уже рапортуют, что будут изучать государственный язык и вести проповеди на казахском языке. Потому что, мол, казахскоязычные казахи пришли в их церкви. В Астане есть даже христианский священник-казах, хотя ранее в Казахстане подобного никогда не было. Это, так сказать, другая сторона убогого зеркала перегибов. Я бы хотел сказать представителям ДУМК: за наших казахов, оставивших веру своих предков и перешедших в другие религии и секты, мы тоже будем отвечать перед Всевышним.
Живя среди верующих людей, я знаю их чаяния и проблемы. Надо признать, что даже люди среднего возраста, которые сейчас говорят и пишут на казахском, признаются, что проповеди на русском воспринимаются ими легче и быстрее.

- Почему вы не поднимете проблему на государственном уровне?
- Я не стремлюсь занять какой-то пост, потому что занимаюсь наукой. В свое время читал лекции во Дворце молодежи в Астане. Но когда численность слушателей на моих лекциях превысила 100 человек, администрация этого учреждения потребовала большую плату за аренду. Таких денег у меня не было. А, к примеру, более денежные Свидетели Иеговы проводили встречи в большом зале дворца, собирая до 500 человек и более. Кроме того, по своей работе я объездил все тюрьмы, брал интервью у людей, отбывающих сроки за терроризм. Итогом этих командировок стали фильмы “Адаскандар” (“Заблудившиеся”) и “Адаскандар-2”.
Сегодня огромные средства выделяются на борьбу с религиозным экстремизмом и терроризмом, однако толку от этого не­много. Я не раз давал подробные рекомендации по решению многих проблем в этой сфере, но, к сожалению, они не доходят до высших властных чинов - я подозреваю, что кто-то постоянно очерняет меня и мою деятельность. Значит, кому-то нужно, чтобы государство проиграло эту борьбу.

- Кому нужно?
- Не знаю. Хорошо, если я ошибаюсь.

Игорь ХЕН, Алматы

12.06.2013

Поделиться
Класснуть