Канат ИБРАГИМОВ, художник: Я - на стороне мамбетов!
Когда на прошлой неделе художник Канат ИБРАГИМОВ (на снимке) выступил с почти политическим заявлением в поддержку бастующих нефтяников, показалось: человек искусства пытается сделать искусственное дыхание усопшему. Будто в порядке паллиатива
он обещал передать нефтяникам доход от продажи своих картин. Появились вопросы. Впрочем, они возникали и раньше, но журналистика живет чаще инфоповодами,
чем инфопричинами. В этот раз совпало.
- Канат, когда вы выступили в поддержку бастующих нефтяников Мангистауской области, я вас наградила эпитетом “одиозный”. Не обиделись?
- А все правда: одиозный. Псих-одиночка. Сейчас многие вновь обсуждают Виктора ЦОЯ. Когда Цой стал знаменитым и собирал стадионы, про него говорили, что это уже не тот Витя. Он приходил на флэты к художникам, складывал ноги на стол, и это принимали за зазнайство. Но кто-то в защиту сказал: “Поймите, рок-н-ролл без понтов - беспонтовый рок-н-ролл”. То же самое могу сказать про мир искусства. Сложно быть на волне без эпатажа и шокирующих выходок. Общество может убить художника безразличием, но художник не может ответить обществу взаимностью.
- Вот идешь по алматинскому Арбату и, за редким исключением, диву даешься: люди, которые это творят, наверное, еще и учатся годами.
- При всем уважении Алматы, да и вся Центральная Азия, - пока еще не территория искусства. Может, оно ей и вовсе не нужно: другое понимание, другая эстетика, но как бы то ни было нам еще далеко до Европы. То, что 10-15 интеллектуалов в Алматы “наелись” этого искусства, это не значит, что в мире поменяются тренды. Вы не путайте средства с искусством. Искусство, оно вечно. Некоторые дилетанты так относятся к религии: попа или муллу увидели пьющего и говорят, что вера - это ничто. Тем самым они оскорбляют Бога.
- Вот есть слово “треш” - (мусор” по-английски). Поначалу его употребляли, говоря о дешевых фильмах. Потом оно перекинулось на литературу, поэзию… И уже даже домохозяйки восклицают: “Аццкий треш!” Может, когда повсеместность шокирующего достигнет пределов, искусство очистится?
- И да и нет. Когда работа плохо сделана - это однозначно дерьмо. Треш-метал - величайшее явление в рок-музыке, когда сильнейшие “грязные” аккорды накладывались на речитатив. Это вдруг стало модным, а мода порождает стиль. В свое время Рембрандт уступал гениям Возрождения - Микеланджело, Рафаэлю, да Винчи. Но он стал у истоков новой традиции - барочной живописи. Он достигал убедительности не безупречным рисунком, а другими приемами. Но для эпохи Возрождения Рембрандт со своим барокко был тем самым “аццким трешем”. Если что-то плохо сделано, это не значит, что искусства как такового нет. Можно было бы, конечно, как много веков назад, отрубать бездарному художнику руку, но есть риск: в какое-то время это приведет к тому, что отечественное искусство будет усеяно трупами. В искусстве, как и в религии, нужна терпимость. Пусть будут все и всё. В этом гумусе что-то да отыщется. И так сегодня мало кто рекрутируется в искусство, я - один из последних недобитых романтиков 90-х…
- В 90-х вы с Маратом ГЕЛЬМАНОМ (российский публицист, политтехнолог, политик, галерист. - З. А.) стояли у истоков Фонда эффективной политики (ФЭП) в Москве.
- А я поначалу этого и не понял. К нам заходили Глеб ПАВЛОВСКИЙ, Сергей КИРИЕНКО, еще политики какие-то. А мы не знали, где работаем.
- А звали-то вас куда?
- Я бежал из Казахстана в 90-х, потому что меня выдворили из моей галереи “Коксерек”. Пришел вице-министр культуры ДЖАНГИЛЬДИН и сказал моему спонсору: “Канат Ибрагимов - сумасшедший авангардист, я тебя познакомлю с нормальными”. А я - фартовый парнишка, у меня всегда все получалось, и галерею раскрутить тоже. Я за 600 долларов, выделенных на организацию вернисажа, умудрялся еще ананасы с водкой и морепродуктами покупать. Ко мне начали приходить серьезные покупатели - Даниал АХМЕТОВ, Дарига НАЗАРБАЕВА, Дастан КАДЫРЖАНОВ. Тогда все подстроили так, чтобы я ушел. Потом, в 1996-м году, я чудом попал на какую-то лекцию, которую проводил Гельман. Мы поговорили. Он отдал мне свой гонорар в 300 долларов на билеты и позвал в Москву, где я остался на несколько лет.
- И стали политтехнологом?
- Тогда мы еще не знали, что это так называется. Все художники работали у Марата в штабе. Лично я обеспечивал информационную поддержку НЕМЦОВУ - тогда думали, что он будет президентом. Но он согласился на премьера, я об этом первым Марату сообщил. Марат сказал: “А жаль…” (Кстати, это посыл всем политикам: если вы претендуете на первое место, не идите на компромиссы). У нас была конспиративная квартира, мы туда никого не пускали. Молодые люди отслеживали ситуацию в стране, делали графики, осваивали программы, были спичрайтерами.
- Но почему художники?
- Весь успех ФЭП заключался в схеме, которая легла в основу: культура - политика - экономика. Многие политические технологии обкатывались на культурных мероприятиях, а потом наиболее удачные решения внедрялись в политику. До 2004 года я еще выезжал в регионы. Мы тогда работали как кризис-менеджеры. Когда чья-нибудь предвыборная кампания заходила в тупик, нужны были энергичные неадекватные меры. Нас вызывали, мы проводили брейн-шторминг и уезжали. В Голливуде есть такая должность, не знаю, как называется…
- Спин-доктор - у политтехнологов.
- Наверное... Сидит чувак, ничего не делает. Снимают “Титаник”, к примеру. День, неделю, месяц. И тут раз - и сцена любви в тупик заходит. Он один раз только выдаст: поставьте их на палубу - пусть “летят”. Вот Гельман с Павловским эти технологии виртуозно использовали.
- Гельман, уходя из ФЭП, обвинил его в сервильности.
- Когда искусство превращается в обслугу, оно становится унылым. То же самое с политикой. Политика - это искусство. А сервис - это агитпроп. Пока искусство или политика горячи - они возбуждают. Как только становятся продаваемыми - уже неинтересно.
- Вот сейчас в вас политтехнолог говорит?
- Конечно. В России, в одной из маленьких республик, был случай, когда отец взорвал кортеж своего сына, погибли люди, и он сказал, что это рука Москвы, тем самым консолидировав коренное население. Политика - это аморально. Лучше в нее не лезть.
- В своем блоге вы сравнили художника с трехногим котенком. Что должно случиться, чтобы он полез в политику?
- Говоря о котенке, я говорил о своей задрипанной жизни. Когда этот котенок с оторванной ножкой, лишенный идеалов и надежд, встает на задние лапы и выпускает когти - это повод задуматься и обществу, и властям. У любого нормального художника должно быть обострено чувство справедливости. Я не расстался ни с юношескими идеалами рок-н-ролла, ни с убеждениями простого пацана из алматинских дворов. В любых конфликтах я всегда буду на стороне людей, из среды которых вышел, - сельчан, пролетариата. Кто-то их называет мамбетами, так вот я - на стороне мамбетов! Бабло решает многое, но совесть нельзя продавать.
Зарина АХМАТОВА, фото Владимира ТРЕТЬЯКОВА, Алматы
