6955

Ким Ки Дук, кинорежиссёр: Я жив, пока мне больно

Он сидит, ерзая на софе, в мягкой обуви на босу ногу и, судя по всему, заболевает. Кажется, простудился. КИМ Ки Дук (на снимке), культовый режиссер (сейчас это модно), непонятый на родине (и это тоже модно), после двух лет уговоров возглавил жюри международного кинофестиваля “Евразия”, завершившегося вчера в Алматы. Он не говорит на иностранных языках, а фестивальные фильмы смотрел без перевода (корейских субтитров организаторы не предусмотрели).

Создатель неоднозначных, но бесспорно великих картин (“Весна, лето, осень, зима... и снова весна”, “Пустой дом”, “Остров”, “Крокодил”, “Натянутая тетива”) отхлебывает жаропонижающее и пытается донести до меня что-то свое, сокровенное. Не то чтобы не верит переводчику, но старается показать. Когда говорит о боли - крепко сжимает кулак, аж костяшки пальцев белеют… Когда хочет показать, как важно всегда уметь любить, почему-то прячет глаза. И ты понимаешь: все это он уже произносил... а точнее - снимал.

- Как человек, который работает со словом, давно хотела спросить вас: вы не верите словам? Ваши герои неразговорчивы...
- Несомненно, чтобы понять смысл, композицию, сюжет, необходимы какие-то диалоги, слова, вложенные в уста актеров. Но я больше стараюсь снимать кино картинками, художественно. Стараюсь снимать так, чтобы все было понятно без слов. Чтобы зритель не только видел, но и слышал глазами. Бывает даже так, что я выбрасываю какие-то диалоги из уже отснятого материала. Чтобы картину СМОТРЕЛИ.

- Как вы смотрите конкурсные фильмы? Там же нет корейских субтитров.
- Я не знаю хорошо иностранных языков, если честно. Поэтому… что-то мне переводила помощница. Все остальное я просто смотрел. Потому что хорошее кино - его видно без слов. Мне достаточно просто смотреть на экран, чтобы понять, состоялась картина или нет.

- В вашем фильме “Пустой дом” герой вообще все время молчит, а героиня за весь фильм, кажется, произносит только одну фразу: “Я тебя люб­лю”. Почему именно эти слова?
- Просто... это действительно важные слова. Даже если их слишком часто говорят, они стоят того, чтобы быть единственной фразой в фильме.

- Однажды, кажется, после фильма “Натянутая тетива”, вы сказали, что до смерти хотите оставаться натянутой тетивой лука. Получается?
- Мне нравится ощущение того, что, несмотря на годы, это стремление не теряет для меня актуальности. Не меркнет и сама острота восприятия мира. И это, поверьте, очень важно. Ведь я ничем не отличаюсь от простых смертных - старею, силы с каждым годом покидают меня, как любого из нас. Но я делаю все, чтобы до последнего дня оставаться этой тугой тетивой лука, сохранить эту силу и энергию. Делать все так, будто ты всегда молод - любить, ненавидеть, переживать...

- Откуда азиатские режиссеры, в частности корейские, стали черпать вдохновение? Ведь эта волна постмодернизма азиатского кинематографа возникла буквально на ровном месте.
- Я могу говорить только про корейские фильмы. В середине 90-х годов корейские режиссеры почувствовали вкус кино - его стало можно снимать. До этого все было запрещено государственной цензурой - чувства, сцены любви, насилия, вообще все... Это было такое недокино. А в середине 90-х пошел бум. Если до того преимущественно снимали какие-то меланхоличные мелодрамы, то теперь фильмы просто стали разными. И живыми. И даже, я бы сказал, натуральными.

- Сколько еще нужно времени, чтобы на европейских кинофестивалях наравне с западным кино представлялись и режиссеры вашей страны? Вы, кстати, как-то сказали, и надо отдать должное вашей честности, что уже давно работаете для Европы.
- Я не могу оценивать чье-то кино, потому что живу своим. Может, это и неправильно. На съемках моих фильмов проходит моя жизнь, и я не хочу жить чужой жизнью - будь то европейский кинематограф или корейский. И там и там есть свои недостатки и свои прелести. Я стараюсь не выискивать их в чужой жизни, а концентрироваться на своем кино. И делать его хорошо - для своего зрителя.

- Вы не боитесь много снимать. Это нетипично для режиссеров, которых при жизни называют гениями. Все гении делают большие промежутки между работами. И мало кто снимает по два фильма в год. Вам не страшно, что все быстро закончится?
- У меня вообще нет страхов. Я не боюсь перестать снимать. Я не боюсь перестать болеть кино. Я не причисляю себя ни к гениям, ни к элите, ни к какой-то другой касте. Мне просто важно, что мои фильмы признали и увидели во всем мире. Это, наверное, самое важное, что может случиться в жизни человека, который стал заниматься кино. И этот период надо запомнить, оценить, отвести ему особую нишу. И теперь, если вдруг что-то случится и я перестану снимать, я со спокойной душой смогу заниматься чем-то другим. У меня нет страхов. Скажу больше: в данный момент кино уже не значит для меня столь много, как раньше. Быть режиссером - это действительно тяжело. И сейчас такой период, что я часто в мыслях лелею надежду на уединение, размеренную жизнь - где-нибудь в тихой деревушке.

- Стоп! Давайте уточним, чтобы потом не списывать на неправильный перевод. Великий Ким Ки Дук действительно сказал, что сейчас кино для него уже не важно?
- Да, я так и сказал. Просто сейчас я устал, хочу отдохнуть. Я 17 лет беспрерывно снимал кино, а это стресс, это ощущение того, что ты выжимаешь себя для каждой картины, хотя твои ресурсы небезграничны. Я хочу помолчать теперь. Я не могу сказать, как надолго это затянется. Просто последние недели просыпаюсь с мыслями: было бы хорошо отдохнуть. Как в фильме “Ариранг” (документальная драма Ким Ки Дука. - З. А.), пожить в маленьком домике, в маленькой деревеньке. Заняться каким-нибудь физическим трудом - повозиться с землей. И я не боюсь, что за это время потеряю интерес к кино или уйдут силы... Просто надо делать то, что ты лучше всего можешь делать в данный момент.

- Как вы считаете, у постсоветского кинематографа получается сейчас хорошо снимать картины?
- Это чистые, красивые фильмы. Я думаю, что со временем они станут динамичнее. Просто то, что я видел, в частности и здесь, - это много сцен природы… Это иллюстрации повседневной жизни человека - такие дневники, зарисовки жизни постсоветского пространства. Но кроме этих слепков реальности должно быть какое-то развитие. Думаю, это вопрос времени.

- Когда смотришь ваши картины, они кажутся попыткой заигрывания с пустотой. Будто вы ощущаете прожигающий вакуум в душе… Или так просто кажется?
- Каждый человек одинок, даже если он не один. Даже если у него есть любимый человек, много друзей, большая семья - наедине с собой он испытывает ощущение одиночества. Я не вижу смысла бороться с одиночеством, с болью, с пустотой, потому что пустота - это есть чистота. И, наверное, не надо освобождаться от чистоты. От ощущения того, что тебе больно. Ведь это верный способ почувствовать себя живым. Мои герои часто так делают...

Зарина АХМАТОВА, zarina@time.kz, фото Ляззат ТАЙКИНОЙ-ТРЕТЬЯКОВОЙ, Алматы

Поделиться
Класснуть