Разговоры об угрозе дешёвой нефти - игра на публику

Премьер-министр РК Карим МАСИМОВ, выступая недавно на совместном заседании обеих палат парламента, не исключил, что цены на нефть могут упасть до $50 за баррель. Он заявил также, что “если негативный вариант сработает”, то правительство в сентябре обратится к президенту и депутатам парламента с просьбой секвестировать бюджет на 2012 год.
Но снижение цен на нефть не может существенно повлиять на бюджетный план, считает замдиректора Центра экономического анализа, кандидат экономических наук Канат БЕРЕНТАЕВ (на снимке).

Как известно, все доходы от нефти уходят в Нацио­нальный фонд. То есть бюджет, за исключением экспертных пошлин на нефть, доходов от нее не имеет. Другой вопрос, что есть определенная зависимость в том плане, что изменения цены неф­ти влияют на показатель роста ВВП, если цена за баррель увеличится или упадет на 10 долларов (примерно такая вилка на случай форс-мажорных обстоятельств ежегодно закладывается в бюджет). Ставка экспортной пошлины, напомню, где-то около сорока долларов за тонну. Бюджет, таким образом, получает ежегодно примерно два миллиарда долларов. Эта сумма составляет примерно один процент ВВП, и если считать, что правительство закладывало порядка 65 долларов за баррель при формировании бюджета на этот год, то разница составляет 15 долларов. Иначе говоря, ВВП недоберет по сравнению с запланированным 1,5 процента. Поэтому разговоры о том, что такое снижение цены на нефть как-то пагубно скажется на нашем бюджете, на мой взгляд, просто игра на публику с тем, чтобы потом списать провалы экономической политики на нефть.
А то, что эти провалы есть, говорят факты. Для примера, посмотрим программу форсированного индустриально-инновационного развития (ПФИИР). Часть предусмотренных ею проектов работает, а часть является чисто имиджевыми, показушными, хотя на них выделяются приличные суммы. Но когда наступит момент истины - за все это нужно будет отвечать.
Самое обидное - правительство забывает те новшества, которые оно же само и вводило. Стратегия индустриально-инновационного развития до 2014 года, если вы помните, разрабатывалась еще в 2003 году. Тогда, как и сейчас, стоял вопрос о диверсификации экономики, ухода от сырьевой направленности. Чтобы оценить, как развивается наша экономика без учета нефти, были введены такие показатели, как ненефтяной дефицит бюджета, ненефтяной ВПП и т.д.

Такая политика - формирование бюджета без учета доходов от нефти - продержалась всего год-полтора. Потом от нее отказались, потому что ненефтяной ВВП не рос, ненефтяной дефицит как был порядка 10 процентов, так и оставался. Хотя, если мы и дальше придерживались бы развития ненефтяного сектора, то ситуация могла бы измениться - наверняка произошел бы уход от сырьевой зависимости. Но мы решили идти по пути наименьшего сопротивления.
Еще один момент, который, возможно, способен ослабить бюджет в результате влияния падения цен на нефть, связан с возмещением НДС. Казахстан одна из немногих стран, где действует возврат НДС на экспортируемые товары. Обычно эта льгота дается для того, чтобы стимулировать экспорт в первую очередь готовой продукции - то у нас возврат НДС осуществляется на сырье. И чем больше нефтяники вывезут нефти, тем больше им возвращают НДС.
Правительство утверждает, что нагрузки на бюджет уменьшатся за счет возврата НДС на экспортируемую нефть. Но, с моей точки зрения, возврат НДС на сырьевые товары надо отменить, так как нет никакой необходимости стимулировать экспорт нефти, меди и т.д., которые и так пользуются постоянно растущим спросом. Если отменить возврат НДС на них, то мы получим солидные суммы в виде доходов от сырьевых отраслей. А если кто-то скажет, что это плохо отразится на деятельности казахстанских неф­тяных компаний, то здесь есть нюанс: казахстанская нефть, принадлежащая собственно Казах­стану, составляет примерно 18-20 процентов, а остальные 80 - собственность иностранных компаний. И получается, что мы возвратом НДС стимулируем закордонных владельцев наших сырьевых ресурсов. Поэтому, отменив возврат НДС, мы тем самым снизим прибыль этих компаний, и вся сумма, которую мы возвращаем в виде НДС, уйдет не куда-нибудь, а в наш бюджет.

Некоторые экономисты предрекают массовую безработицу в связи со снижением цен на нефть. И с этим я не совсем согласен. Они, видимо, имеют в виду, что если снизятся цены на нефть, то объем добычи упадет и в сопутствующих отраслях появится безработица. Но это общая картина. На самом деле, даже если цены упадут, объем добычи не снизится - дешевая нефть будет пользоваться еще большим спросом.
И даже если брать негативный вариант - объемы добычи вдруг резко снизятся - то здесь как раз есть повод подумать над вопросом: какова доля казахстанского содержания в нефтедобывающей промышленности? Практически все оборудование, за исключением качалок, которые мы сами производим, завозится в страну извне, так что говорить о массовой безработице в сопутствую­щих отраслях не приходится.
С другой стороны, если бы мы подчинялись простым рыночным закономерностям, то снижение цены на нефть привело бы, по идее, к снижению стоимости бензина и т.д. А это привело бы, в свою очередь, к тому, что малому и среднему бизнесу, у которого себестоимость слишком высока из-за высоких цен на энергоресурсы и прочие вещи, стало бы легче работать и он начал бы интенсивно развиваться. То есть я не думаю, что снижение цен приведет к безработице.
Я уже говорил о промышленной структурно-инвестиционной политике - ее у нас просто нет. Соответственно, “Дорожная карта бизнеса-2020” , “Модернизация-2020”, “Производительность труда-2020” и другие программы - все это программы финансирования, а не развития. Поэтому уровень безработицы зависит от того, насколько мы будем их реализовывать, но не от цен на нефть.

Как только начались разговоры о снижении цен на нефть - доллар стал расти. Это говорит о спекулятивных ожиданиях. Сейчас в еврозоне идет борьба между долларом и евро. В зоне евро останутся несколько стран, остальные могут выйти из нее. И у нас тоже на этом играют. Но я, например, для простых людей никакой опасности не вижу: при переводе сбережений из евро в доллары теряется немного - причем не столько денег, сколько нервов. Надо придерживаться такой патриотической позиции: на территории страны должна работать ее валюта, а все остальные - запрещать.
На недавно прошедшем в Санкт-Петербурге международном экономическом форуме одни экономисты говорили о том, что нам предстоит пережить V-образный кризис (упадем и резко поднимемся) другие - L-образный (упали в 2008 году и до сих пор не поднялись).
Я же считаю, что настоящий кризис еще не начинался. Причем речь идет не о финансовом или экономическом кризисе, а о системном кризисе всего существующего миропорядка.
Сейчас столкнулись две тенденции в мировом сообществе. Первая началась еще в 80-е годы. Это формирование однополярного мира во главе с Соединенными Штатами с их транснациональными компания­ми и банками, которому не нужны сильные государства. С момента однополярной глобализации пошла фрагментация суверенных государств. Распад социалистической системы - СССР, Чехословакии, Югославии… А раз маленькая страна, то любая транснациональная компания легко и просто может ее задушить. Этот так называемый управляемый хаос продолжается и сейчас тоже. Ливия уже практически распалась на север и юг, на очереди - Сирия… Образование Приднестровской республики означает распад Молдавии и т.д. Если эта тенденция продолжится, то в ближайшие 10-15 лет могут распасться и Россия, и Казахстан.

Однополярной глобализации в лице США противостоит вторая тенденция - регионализация, то есть появление крупных региональных блоков с тем, чтобы создать достаточно самостоятельные крупные экономики, которые могли бы противостоять и США, и Европе, и транс­национальным компаниям. Сейчас в Латинской Америке пытаются образовать свой блок государств, у нас на постсоветском пространстве начинается формирование Евразийского союза. И сейчас все зависит от того, какая из тенденций победит.
Ведь в чем наша беда? До этого говорили о финансовом кризисе, ипотечном кризисе, потом заговорили об экономическом кризисе. А у нас на самом деле это кризис системы. Он проявляется в том, что начинают заявлять о себе самые тонкие, уязвимые места, и все кидают­ся “лечить” их. В первую очередь берутся спасать банки, тогда как на самом деле надо пересмат­ривать основы мироустройства. Но этим никто не хочет заниматься, потому что это не просто - здесь уже начинается политика.
Почему, например, цены на недвижимость не падают? Все очень просто! Вернемся к той же нефти. Недавно баррель нефти стоил 120 долларов, сейчас 80, то есть цена упала на треть. Но цены на бензин не имеют тенденции к снижению, потому что у нас нет рынка, где была бы конкуренция. А говоря совсем уж упрощенно, цены у нас не работают.
Или те же цены на недвижимость. Когда правительство заявило, что, например, в Алматы квад­ратный метр будет стоить 1000 долларов, оно тем самым установило не верхний предел, а нижний, то есть цена ниже этой суммы уже не упадет. Если бы банки хотели себя спасти, они бы выбросили залоговую недвижимость, но они этого не делают: тогда упадут цены на недвижимость, а они не хотят терять прибыль.
Основной принцип рыночной экономики - извлечение прибыли. И самый преступный ее лозунг “Деньги должны работать”. Но деньги сейчас потеряли две свои функции - меру стоимости и меру сбережения. Но пока не будут пересмотрены политико-экономические категории, мы все время будем натыкаться на одни и те же проблемы и каждый раз их по-новому решать. Первопричина системного кризиса - весь понятийный аппарат изменился, потому что общество трансформировалось таким образом, что деньги стали иметь самостоятельную ценность без наполнения их товаром. Теория экономического равновесия уже не работает. Значит, необходимо применять другие теории. Скажем, эволюционных изменений, теорию катастроф. Я считаю, что если вторая тенденция победит (речь, напомню, идет о регионализации), то произойдет переформатирование всех этих институтов.

Мерей СУГИРБАЕВА, рисунок Владимира КАДЫРБАЕВА