12052

И всё-таки я верю!

И всё-таки я верю!Председательствующему в суде № 2 Сарыаркинского р-на г. Астаны Н.У. Джолдасбекову.
В международные правозащитные и неправительственные организации.
В Организацию Объединенных Наций В Комитет по правам человека ООН ОБСЕ и его членам.


В период всего предварительного следствия и судебного разбирательства в отношении меня и КЫСТАУБАЕВА Т. Ш. допускались грубейшие нарушения Конституции РК, Уголовно-процессуального кодекса РК, ратифицированных Казахстаном международных соглашений в области соблюдения, охраны и неукоснительного исполнения прав и свобод человека и гражданина.
Такими нарушениями являлись пытки в отношении Кыстаубаева, о которых он сообщил суду, но суд, к сожалению, никаких решений и действий не предпринял. Представители прокуратуры, ставшие свидетелями показаний, указывающих на то, что в отношении Кыстаубаева Т. Ш. имели место пытки и действия, унижающие его достоинство, предпринимавшиеся с целью получения показаний ложного характера против меня и ряда других известных в стране людей, никак не отреагировали. Вместо этого использовали в своей обвинительной речи показания, записанные в протоколах следственных действий с участием Кыстаубаева Т.Ш. на русском языке, против него, тогда как в суде было установлено, что таких показаний он не давал, что подписал он их, не читая из-за незнания языка, понадеявшись на адвоката Байканова, который, прочитав протокол, сказал Кыстаубаеву Т. Ш., что там все с его слов записано верно.
Считаю, что прокуратура обязана была признать незаконность всего производства по делу из-за грубейшего нарушения права Талгата пользоваться государственным языком, которым он владеет.
Аналогично в отношении меня имели место пытки в виде лишения меня полноценного медицинского обслуживания. Зная, что за неделю до ареста я, не долечившись и не проведя полноценное обследование, вернулся из клиники в Германии, куда попал с гипертоническим кризом и транзиторной ишемической атакой. Первый месяц я находился в следственном изоляторе КНБ без прописанных мне лекарств, и именно поэтому резко ухудшилось состояние моего здоровья. В результате ненадлежащего лечения в условиях тюремного заключения у меня развилась гипертоническая болезнь, и на сегодняшний день поставлен официальный диагноз: гипертония III степени, группа риска максимальная - IV.

Как мне стало известно из заключений независимых врачей, представленных в суд, мое состояние характеризуется ими как вторая группа инвалидности. Ни суд, ни прокуратура не желают признавать данные заключения, не предпринимают никаких мер по моему обследованию, хотя об этом указано как в заключении независимых врачей, так и в показаниях суду врача БОБОРЫКИНА.
В течение 10 месяцев я содержусь без связи с внешним миром. Избранного мною адвоката БЕЙСЕКЕЕВА периодически лишали права встреч со мной, лишая меня тем самым юридической помощи по моей защите, о чем он неоднократно жаловался в надзорные органы.
Теперь мне стало известно, что аналогичные методы применялись и к Талгату Кыстаубаеву: выбранного им адвоката, получившего допуск к секретам, суд так и не допустил к участию в процессе. При этом секретность данного уголовного дела является надуманной, поскольку, как это выяснилось в ходе судебного процесса, в качестве вещественных доказательств не было использовано ни одного документа, содержащего государственные секреты. А имевший гриф секретности документ хозяйственной проверки “Казатомпрома”, на основании которого следствие засекретило мое уголовное дело, суд даже не стал рассматривать, признав, что он не имеет отношения к данному делу.
При таких нарушениях очевидно, что органы прокуратуры действовали и действуют в угоду органам национальной безопасности, поскольку обо всех этих нарушениях мой адвокат Бейсекеев сообщал в своих жалобах в Генеральную прокуратуру, но никаких мер не принималось.
Продолжая действовать в угоду органам национальной безопасности, в своей обвинительной речи в суде представитель Генеральной прокуратуры, забыв о том, что основной задачей данного органа является надзор за законностью и правильностью применения норм права, использовал в качестве доказательств моей вины никчемные, ничем не подтвержденные показания “свидетелей признания”, насильно удерживаемых органами национальной безопасности на конспиративных квартирах, под охраной, мало чем отличающейся от ареста. Любому здравомыслящему человеку понятно, что показания подобных “свидетелей” нельзя считать свободными от принуждения. При этом, когда уже очно в зале суда они подвергались допросу, ни один из них не подтвердил информацию о том, что я имею отношение к “черной кассе” и пользовался ею.

Государственный обвинитель использовал в своей речи показания одного из моих бывших заместителей, невзирая на то, что в ходе судебного процесса он признал, что более 1,7 млн. долларов США находились у него на хранении от третьей стороны, не имеющей никакого отношения к “Казатомпрому”.
Государственный обвинитель голословно, продолжая поддерживать версию следствия КНБ, не приведя никаких доказательств, заявил о том, что данные денежные средства из “черной кассы” использовались для подкупа высокопоставленных лиц республики, не назвав ни одной фамилии.
Невзирая на показания председателя Агентства по атомной энергии РК ЖАНТИКИНА Т.М., который в своих показаниях четко объяснил, что создание и работа представительства “Казатомпрома” в Вене были вызваны необходимостью технической поддержки дипломатической деятельности посольства и Комитета по атомной энергетике в МАГАТЭ и это является мировой практикой, прокуратура безапелляционно заявила о том, что представительство было создано для финансирования Рахата АЛИЕВА - на тот момент посла РК в Вене. Данное обвинение нелепо и смешно, так как речь идет о заработной плате двум сотрудникам представительства в общей сумме 3 тысячи евро в месяц, которые якобы присваивались Алиевым. Не думаю, что подобное подспорье сильно сказалось бы на его материальном положении. При этом прокуратура пропустила мимо ушей слова Жантикина о том, что благодаря представительству “Казатомпрома” в Вене Комитет по АЭ стал более оперативным в решении вопросов по обязательствам Казахстана в МАГАТЭ, особенно важных в период ратификации Дополнительного протокола по мирному использованию атомной энергии, что данное представительство было создано по инициативе Комитета по атомной энергии, согласованной с МИД РК, и только спустя четыре месяца после заключения МИДа данный вопрос был рассмотрен советом директоров “Казатомпрома” положительно (а не мною лично и не по моей инициативе), что было подтверждено официальными документами, приобщенными к делу. Я благодарен мужеству свидетелей обвинения, не побоявшихся рассказать правду на суде.
Вместо того, чтобы подвергнуть критическому анализу доказательства, собранные КНБ, с учетом вышеизложенного (к чему обязывает закон), прокуратура ограничила себя простым изложением обвинительного заключения, подготовленного следователями КНБ.

Доказательств, опровергающих обвинение в ходе судебного разбирательства, было представлено множество, но формат данного заявления не дает мне возможности подробно изложить абсурдность приведенных прокуратурой “доказательств” моей вины, а также вины Талгата Кыстаубаева.
Продолжая нарушать мое конституционное право на защиту, суд ограничил моего защитника в профессиональной деятельности: зная, что по вине предварительного следствия мы не ознакомились со всеми материалами дела, он, так и не позволив нам изучить дело в ходе судебного разбирательства, теперь еще и ограничил нас двухдневным сроком подготовки к прениям, выделив нам для этого субботу и воскресенье и запретив адвокату выписывать в свое адвокатское досье номера листов дела, на которые он намеревался ссылаться при опровержении позиции обвинения.
Более того, суд согласился с требованием непредставившегося сотрудника КНБ к моему защитнику готовить свою речь на компьютере, который будет предоставлен КНБ, ссылаясь на секретность уголовного дела, тогда как ни один из документов, на которые ссылалась прокуратура в своей обвинительной речи, не содержал сведений о государственных секретах.
Желаю, чтобы данное заявление было предано гласности, поскольку всё вышеизложенное не дает мне основания надеяться на справедливый приговор (оглашение приговора состоялось 12 марта, а заявление написано несколькими днями раньше. - Ред.). Но я продолжаю верить, что в нашей стране законность, права и свобода человека и гражданина являются высшими ценностями и достижениями Казахстана.
Меня успокаивает только одно: все, что сделано мною за эти годы для моей страны и многих людей, с которыми мне довелось работать и жить, нельзя вычеркнуть приговором суда. Я благодарю всех, кто поддерживает меня и мою семью в это трудное для нас время.

Мухтар ДЖАКИШЕВ, фото Владимира ТРЕТЬЯКОВА

От редакции Напомним, Мухтар ДЖАКИШЕВ был приговорен к 14 годам лишения свободы, а Талгат КЫСТАУБАЕВ - к пяти годам.

Поделиться
Класснуть

Свежее