7946

Встал в прозу

Встал в прозу В 2002 году Вадим ДЕРГАЧЕВ (на снимке) вошел в десятку лучших мастеров эротической прозы по версии сайта Тенета-рунета. Вошел мощно, раздвигая своим напряженным текстом упругие, но податливые интернет-страницы молодой и ароматной литературы, изливая свой интернет-трафик на жадно раскрытый, так сказать, веб-портал...

И сейчас Вадим регулярно пишет в жанре, который сам обозначил как “постэротическая литература”. Совсем недавно он закончил еще одну повесть - скоро она будет “опубликована”. В кавычках, потому что Дергачев - интернет-писатель: количество просмотров на сайте для него важнее тиража изданной книги.

- Вадим, жанр “постэротическая литература” - это, собственно, что?

- В юности я придумал определение “постэротический театр”, использовал его в своих перформансах, в принципе, оно мне до сих пор нравится. Эротику, мы, к сожалению, все еще не прошли - в том смысле, что на великой евроазиатской равнине так и не состоялась сексуальная революция: она утонула в социальной депрессии 90-х, в преодолении социального шока, в столкновении двух цивилизаций - цивилизации советской империи и капиталистического мира. Сексуальной революции не произошло и в культуре - искусство тут по-прежнему в большом долгу, поскольку не состоялся процесс гуманизации отношения к человеческому телу. То, что случилось, - внешняя форма коммерческого показа тела на обложках и так далее - асексуально для меня, потому что она очень поверхностна.

- А почему, скажите, такое название у вашей повести - “Мягкое розовое порно, на свежей траве, с растениями и животными”? Замануха для читателей? Секретный смысл? Где там животные, растения и самое главное - где там порно?

- В этой повести действительно нет животных, растений, и порно тоже нет. Я, например, написал “Фэн шуй для России и Средней Азии” - и в нем нет даже намека на фэн-шуй в прямом смысле этого слова. Но когда я так называю текст, он становится уже некоей проекцией этого самого фэн-шуй или чего-то еще - имя вступает в странные отношения с содержанием. На имя для “Мягкого порно…” меня подвигла одна картина российских художников - Виноградова и Дубосарского, на которой изображены кролики, трава и лежащая на ней женщина. Это такое обыгрывание эстетики китча. Кроме того, эротические сцены в повести все же есть, так что чего уж тут тень на плетень наводить.

- Сдается мне, повесть прочитали очень много людей, в том числе и из-за названия.

- Наверное, если бы я назвал повесть “Зеленая Топь” - на нее бы обратили внимание гораздо меньше читателей. Но все же я пишу прежде всего художественную прозу, а коммерческую в силу некоторых специфических особенностей письма я создавать просто не могу. Для этого у меня слишком много индивидуализма и культурных аллюзий в тексте.
Рано ушедший замечательный алматинский художник Сергей Маслов говорил, что в юности мечтал написать картину, которая бы вызывала эрекцию.
Я таких задач перед собой не ставил даже в юношеских текстах, в том числе в “Мягком порно…”, все же это больше поэтический проект.

- Почему, на ваш взгляд, молодые авторы Казахстана убегают в иллюзорный постмодернистский мир размышлений обо всем и ни о чем? Если у того же Гоголя город NN был собирательным образом, то сейчас это в большинстве случаев просто вымысел. Почему писатели не пишут о том, что происходит в стране, простыми понятными словами, как это делал, к примеру, Ремарк?

- Эскапизм, понятное дело, характерен для переходных эпох, когда нет твердой почвы под ногами. Если герои у молодого автора атипичны, - это, на мой взгляд, скорее комплимент, чем упрек. Но опять же, на мой взгляд, уход в умозрительный мир, нежелание и невозможность называть действительность по имени характеризуют определенное нездоровье общества. Тогда писателю неприятно описывать реалии, а приятнее создавать свой Зурбаган.
Здесь много несвободы - и внутренней, и внешней, и я думаю, что это гораздо больше связано с социально-политической жизнью страны, чем с модой на постмодернизм, тем более что он уже много-много лет как закончился…
Хотя у меня есть пример казахстанского текста, вполне реалистического и пользовавшегося определенной локальной популярностью, “Город летающих пакетов” Кумано Аджиджиро о великом исходе чиновников из Алматы в Астану.
Условно авторов, писавших о войнах, можно разделить на храбрецов и трусов. Мне больше нравятся трусы. Они человечнее. Они не боятся признаться в том, как им было страшно, и абсурдность войны у них проступает отчетливее.

- Поэт Марат Исенов говорил мне, что роль трибуна, этакого проводника народных мыслей, для поэтов и писателей давно сыграна и сейчас все жуют строго собственные мысли (хотя еще Лермонтов утверждал, что поэт схож с медведем - оба кормятся тем, что сосут собственную лапу). Вы как к этому относитесь? Выполняет ли литература сейчас какую-то социальную роль, и если да, то какую?

- Литература, как ни странно, сейчас выполняет социальную роль - это роль фигуры отсутствия, или умолчания. Это то же, что происходило чуть раньше с казах­станским кино - о нем говорили журналисты, брали интервью у режиссеров, но “кина”-то никто и не видел. Сейчас ситуация стала меняться, кино все-таки есть - пусть не такое глубокое, как мы думали, пусть не такое умное, как нам говорили, но есть - иногда даже вполне смотрибельное, иногда интересное. То есть кино перестает быть сакральной фигурой, о которой говорят: его можно смотреть, если хочешь. Оно выходит на дисках, порой даже идет в кинотеатрах.
Что-то подобное произойдет и с литературой: появятся форматы, в которых она может дойти до читателя - через Интернет, малотиражными изданиями, как-то еще. Она придет - вопрос в том, выдержит ли она это обнародование, будет ли кому-то нужна, найдется ли для нее у нас аудитория? Мне кажется, что у хорошей все-таки найдется, но хорошего обычно много не бывает.

- Многие писатели очень часто жалуются на отсутствие господдержки, невнимание со стороны властей предержащих и так далее. Вы в их числе?

- Говоря отвлеченно, в системе социальной поддержки художника я ничего плохого не вижу, но говорить об этом в нашем обществе, скажем так, поверхностной демократии, просто стыдно. Это так же неприлично, как обсуждать, можно ли за деньги начальству что-то вылизывать.
Я думаю, что писателям господдер­жка просто вредна - в конце концов, не нужно слишком серьезно к себе относиться. Писатели ведь просто составляют буквы в слова, а ведь есть, есть много гораздо более полезных профессий. А писатели - это такие малополезные уродцы, я бы не хотел с ними общаться.

- А вы бы написали книгу по заказу государства?

- Я бы хотел повторить то, что уже сказал, но теперь с другим знаком - у нас пусть поверхностная, но все же демократия.  Это означает, что государ­ство тебя не принуждает лизать ему задницу: лизать или не лизать - это свободный выбор каждого художника.
Художник по мере сил должен дистанцироваться от любой власти - и уж, как минимум, не воспевать убийц. В каком там круге ада за это горят? Надо посмотреть у Данте.

Тулеген БАЙТУКЕНОВ, фото Владимира ЗАИКИНА, Алматы
Поделиться
Класснуть