Геннадий БАЛАЕВ, актер: Я по большому счету - мерзавец!

В тот вечер, когда мы встречались с заслуженным артистом Казахстана Геннадием БАЛАЕВЫМ (на снимке), он не был занят в спектакле. Но встречу все равно назначил в театре им. Лермонтова, недавно открытом после реставрации. Геннадий Николаевич похвастался своей свежей и чистой гримерной, где еще пахло краской, и работой в новом спектакле “Отдам в хорошие руки добрую старую собаку” (“Воробышек”), премьера которого состоялась месяц назад. Два часа Балаев говорил без умолку, периодически вскакивая со стула и показывая приемы карате. При этом он смачно матерился, давал потрогать свой бицепс, травил байки с одесским акцентом, руками растягивал морщины на лице и... рекомендовал нашему корреспонденту хорошего уролога.

“Воробышек” - интересный спектакль. Посмотрим, как его воспримет зритель. Алматы - театральный город, но предсказать реакцию публики невозможно. Когда мы ставили “Танго”, то не ждали ничего хорошего, а спектакль получился, да еще какой! Вообще хорошо, что театр ожил. Вот, с ВИКТЮКОМ (культовый российский режиссер. - В. Б.) уже подписали контракт. Кроме него, в Алматы приедут еще несколько интересных режиссеров.

Артисты не любят говорить про свой возраст, и я тоже. Когда я смотрю в зеркало, когда осознаю свои лета - 68 - по телу пробегает дрожь. Я хожу в спортзал, занимаюсь карате, я в хорошей форме и легко смогу на месте порвать троих. Не хочу иногда заниматься, но говорю себе: “Нет, сволочь, бери гантели, садись на шпагат!” И все это из трусости быть старым и немощным. Потому что, как только становишься таким, тебя вычеркивают из жизни. А я себя чувствую на 30. Хотя скоро сделаю себе подтяжку.

У меня все в жизни получилось. Но я всегда был собой недоволен. Недавно Олег БАСИЛАШВИЛИ, которого я хорошо знаю, сказал: “О каком счастье вы говорите? Его нет!” Человек так устроен, что должен лишь изредка испытывать минуты восторга. Вот, например, недавно у меня был бенефис, и меня на сцене поздравляли друзья Алибек ДНИШЕВ, Булат Аюханов, Александр Машкевич, Роза РЫМБАЕВА и коллеги. А потом - банкет. И это были редкие минуты счастья. Но вечер прошел, на следующий день наступило похмелье, и начались постоянные думы о недоделках и недочетах, о том, что друзей-то, по большому счету, у меня и нет.

Когда-нибудь я буду писать книгу воспоминаний, назову ее “Всю жизнь в полете”. Я в хорошем смысле холерик и авантюрист. В компаниях люблю, чтобы внимание было сосредоточено на мне, и умею оказаться в центре. К этому частенько готовлюсь: люблю юмор и помню миллион анекдотов, и если появляются новые, я их забиваю в память, как в компьютер.

Я был мальчишкой из интеллигентной семьи, моя бабушка-графиня на французский манер говорила: ридикюль, портмоне. В шесть лет меня отдали учиться в музыкальную школу, и я доучился до третьего курса консерватории, играл на фортепиано первый концерт Листа. А на улице меня ждали воры в законе, предлагая “дернуть” анаши. И надо было дернуть, иначе меня считали бы фраером. Надо было драться - дрался. Поэтому и занимался спортом. А в 37 лет увлекся карате - я был в шоке от красоты этого балета в драке. Надо мной смеялись, но через два года я уже судил первый чемпионат Советского Союза.

Я всегда любил и люблю только женщин. Я их обожаю. Для них я живу, одеваюсь, держу себя в форме, покупаю понтовые машины, делаю карьеру. Я пришел в театр, чтобы меня любили женщины! Уверен, это - единственное в мире наслаждение. Ради женщины я и в жизни готов встать на колени и ползти за ней, а на сцене можно обнять, прижаться к ее телу и словами Шекспира, Лопе де Вега или Островского сказать, что она единственная и что я ее люблю. И зритель в зале замирает. Потому что в жизни мы стыдимся этого и редко-редко говорим: “Я тебя люблю”.
Когда я был молодым и играл д’Артаньяна, Лермонтова, Гамлета, ко мне приставало много молодых парней. На коленях у меня в гримерной ползали. Но я слишком люблю женщин и ненавижу голубых. Да и с точки зрения христианской веры это омерзительно.

Мои отец с матерью пели в оперетте. И я хорошо разбираюсь в музыкальном театре, а в математике, физике и химии - полный лошара. На уроках по русскому я не делал ни одной ошибки, хотя никогда не знал ни одного правила. Мне говорили: Балаев, ну почему ты не такой, как все? А я никогда не хотел быть как все. Я - индивидуальность.

С годами понял, что настоящая дружба проверятся вовсе не кровью. Я знал двух людей, один из которых в Афгане спас другого. Они стали друзьями, открыли совместный бизнес. Как-то им надоело делить деньги, и один из них убил второго. И тогда я понял, что дружба проверяется деньгами. У меня было два лучших друга. Но один из них стал миллионером, а второй - миллиардером. И они потерялись. Теперь мы живем в разных плоскостях. Приятелей, которые рады меня видеть и с которыми я общаюсь, у меня много. А друг один - моя жена Нина, актриса. С ней я живу 47 лет. Как она меня выдержала - не знаю. Но то, что мы вместе, - это только благодаря ей, потому что я по большому счету - мерзавец.

Я не пессимист, я - реалист. Окна моей кухни выходят на собор в парке панфиловцев. Когда выпадает снег, я посмотрю на церковь, подумаю: боже, до чего потрясающая штука - жизнь! И перекрещусь.

У нас в театре работает 85-летний народный артист Юрий Борисович ПОМЕРАНЦЕВ, известный как “наш милый доктор”. Мы с ним очень дружны. Я ему сказал: у вас не получилась жизнь. Только при мне его дважды приглашали в московские театры (настоящую аттестацию артисту сегодня дают только Москва и Петербург). Померанцев отказался. Артистов, в отличие от Рихарда ЗОРГЕ и ШТИРЛИЦА, должны знать в лицо. Но если тебя никто не знает, значит, у тебя жизнь не сложилась. И у меня была возможность уехать, я уже в Питере обменял квартиру, но мне пообещали здесь звание, и я купился. Сам виноват. Надо было пережить трудности и уехать, а я люблю комфорт. Но в целом все у меня сложилось неплохо. Я всегда играл главные роли, художественное руководство театра меня никогда не обижало. Но всегда хотелось большего. А если кто не хочет - это подозрительно.

Смотрю “МузТВ”. Что-то принимаю, что-то нет, но знать, кто такой Дима БИЛАН и “ВИА ГРА”, необходимо, раз я современный артист и человек.

Я люблю свою Россию, свою козлиную, бандитскую Россию. Моему внуку, который сейчас живет в Москве, должны 500 долларов. И он ничего не может сделать. Я бы на его месте дал бы по роже, а он не может - интеллигент. Наверное, когда надо, я - тоже. Но у меня внутри мощный напор. Как-то Михаил КОЗАКОВ сломал кий о чужую голову, а Евгений ЕВСТИГНЕЕВ был кутилой и ездил на “Мерседесе”. Вот и я, когда общаюсь со скобарями, то включаю свой “самаркандский” стиль. По-другому в нашей стране нельзя.

Я могу и люблю выпить. Но никогда не устраиваю дебошей. Я обожаю процесс пития, особенно за хорошим столом и в прекрасной компании. Моя норма - до пол-литра. Но если вы спросите у коллег, они все скажут: Балаев не пьет. Ненавижу, когда после выпивки люди выходят на сцену. Таким я грожу разоблачением с последующим увольнением. Но сейчас в театре все вдруг стали трезвенниками, так что даже выпить не с кем. 22 февраля театру будет 75 лет. Мы недавно собрались, обсуждаем наши планы. Я говорю: давайте выпьем. Все отказались!

Я нынешнему министру культуры говорю: сделайте что-нибудь полезное, чтобы вас запомнили, а то ваши предшественники были никакие. Например, театру Лермонтова можно присвоить статус национального достояния. И тогда наши зарплаты вырастут в три раза. А это очень важно. За границей каждый шаг актера оплачивается. У меня был приятель, который говорил: у меня этики и культуры до х..., вы только платите хорошо. Мне всегда выговаривали, что я никогда не хожу на шефские концерты. Я говорил: оплачивайте - пойду. В Москве уже стали прилично платить актерам. Во МХАТе оклад - 2 тыс. долларов. Хотя для Москвы это копейки.

Я всегда мог найти, как заработать. Что-нибудь куплю, продам. Одно время золотом занимался. В театре была вшивая столовая, а я построил прекрасный ресторан, но ни одного доллара в него не вложил - все сделали приятели и партнеры. В ресторане подавали мясо крокодилов, кенгуру и дорогой коньяк. Тут обедали министры и знаменитые артисты. Но я охладел к этому бизнесу.

Съемки - это хорошо. Мне нравилось работать в “Толобайках” (совместный телепроект с актером Владимиром ТОЛОКОННИКОВЫМ. - В. Б.), их показывали в России, Израиле и США. Но сейчас сменилось руководство на КТК, и что-то не получается со съемками. Скорее всего, мы перейдем на другой канал. Мы даже не ожидали, что “Толобайки” помогут нам обыграть столько образов - старух, геев, бандитов, конченых зэков. Это отличный тренинг памяти и актерского мастерства!

Со своей братией я мало дружил. Мне было интереснее общаться со спортсменами, бизнесменами, кутюрье. Я всегда был в приличных отношениями с криминальными авторитетами, которые регулярно посещают театр и приглашают меня в рестораны. И мне нужно такое общение, оно помогает научиться играть таких людей, быть органичным. Самое ценное для меня в актерском деле - это органика. Вспомните, как играл Андрей КРАСКО. По-моему, гениально!

Я играл во Владивостоке Антония, Марата - везде главных. Меня знал весь город. Поэтому, когда я приехал в Алма-Ату в 1968 году, мне сразу дали квартиру. По-другому и быть не могло. Я 40 лет работаю в театре Лермонтова. Но внутренний голос мне говорит: будет еще много интересного. И с этим я просыпаюсь каждое утро.

Виктор БУРДИН, фото Владимира Третьякова, Алматы