7703

Колхоз строгого режима

Колхоз строгого режимаВ минувшую пятницу, 9 апреля, заключенный Евгений ЖОВТИС впервые за 7 месяцев, проведенных в колонии-поселении (где он, как и наш журналист Тохнияз КУЧУКОВ, отбывает срок за ДТП с летальным исходом, совершенное по неосторожности), был выпущен на свободу - на 3 дня. В минувшие выходные мы позвонили Евгению Александровичу на съемную квартиру в Усть-Каменогорске, которую арендовала его супруга Светлана ВИТКОВСКАЯ, и задали самому известному заключенному страны несколько вопросов.

- Евгений Александрович, как вы считаете, почему вам все-таки дали возможность на три дня без конвоя выйти за пределы учреждения?
- Свидание с близкими вне стен колонии - закрепленное за осужденным право, если, конечно, он не нарушил распорядка. Но на меня это право не распространялось. Могу только предполагать, почему это все-таки произошло. Во-первых, это может быть связано с шумом, который поднят вокруг нас с Тохниязом. Во-вторых, возможно, причина в том, что этому делу уделяют большое внимание за рубежом (были заявления американских конгрессменов и представителей ОБСЕ). В-третьих, это может быть связано с открывающимся антиядерным саммитом в Вашингтоне с участием казахстанской делегации. В-четвертых, когда я писал заявление о предоставлении мне возможности выйти за пределы колонии, я попросил в случае отказа назвать причину, поскольку намерен обжаловать этот отказ в суде. Не исключено, что мой выход на свободу - результат всех этих факторов.

- Чем вы заняты эти три дня на свободе - кроме общения с женой?
- Я с радостью смотрел телевизор: все-таки в колонии нет CNN и других зарубежных телеканалов - только казахстанские. Там я оторван от происходящего. Тем более что в колонии народ смотреть любит не новости, а в основном фильмы и сериалы. Конечно, оказавшись на свободе, я поработал, что-то написал. Использовал возможность пообщаться с друзьями и близкими, особенно с теми, кто за рубежом: ведь из колонии за пределы Казахстана не позвонишь. Засвидетельствовал близким, что я еще не утратил способность говорить, шутить. Кстати, только юмор нас с Тохниязом и спасает.

- Три месяца назад ваша супруга Светлана рассказывала, что из-за вас с Тохниязом был ужесточен режим в колонии для всех восьмидесяти заключенных вашего участка (см. “Я готова делить с ним любые невзгоды”, “Время” от 16.1.2010 г.). Как с этим обстоят дела сейчас?
- Да, поначалу складывалось ощущение, что все - из-за нас. Потом режим вдруг стал теплеть по отношению к другим заключенным. Но не могу сказать, что это постоянное потепление: отношение к заключенным то чуть лучше, то чуть хуже. Но в целом режим продолжает быть непропорционально ограничительным по сравнению с другими колониями-поселениями Казахстана. Мне как правозащитнику хорошо известно: во всех учреждениях такого типа, кроме нашего, большинство заключенных работают и живут с семьями вне стен колонии - закон это позволяет. Лишь четыре раза в месяц они приходят в колонию для отметки. У нас же на воле живут лишь две женщины, у которых появились дети во время отбывания наказания.

- Сейчас идет реформа законодательства, касающегося исправительных учреждений и правил пребывания заключенных в них. Я слышал, что КУИС Минюста прислал вашему бюро приглашение поучаствовать в этом.
- Да. Обычно в нашем офисе рекомендации подобного рода составляли я и еще один-два человека. И, конечно, бюро обратилось ко мне и в этот раз с просьбой разработать наши предложения. Я сказал, что готов это сделать, тем более что теперь на собственном опыте испытываю эту законодательную практику и у меня есть много предложений. Но возникает вопрос, как это сделать. Ведь в колонии не разрешено пользоваться компьютером, что мне совершенно непонятно: компьютер, если не подключать его к Интернету и принтеру, по сути, - печатная машинка, только более высокого класса. Как вы понимаете, пока не разрешено пользоваться им, мне сложно все предложения написать ручкой на бумаге - сложно вносить исправления и менять структуру текста.
Мои попытки воззвать к здравому смыслу и объяснить, что во многих колониях имеются целые компьютерные классы, пока ни к чему не приводят. Поэтому сейчас я в затруднении: с одной стороны, надо откликнуться и написать предложения, с другой - я с ужасом думаю, как я буду это делать, сидя на одной табуретке и положив лист бумаги на вторую.

- А что конкретно вы хотите предложить?
- Добавить в эти правила здравый смысл, исключив из законодательства армейских дух: ведь оно было разработано на основе уставов вооруженных сил.
Например, в колониях-поселениях подъем в 6 утра, отбой в 10 вечера. Не совсем понимаю, почему взят именно этот интервал времени. От подъема до отбоя отбывающим наказание запрещено садиться на кровать. Но многие заключенные приходят с работы гораздо раньше. И не могут ни сесть, ни лечь - даже в выходные дни. А вот на стульчике возле кровати сидеть можно.
Нужно урегулировать и вопрос питания. Сейчас осужденные колонии-поселения имеют право приобретать продукты без ограничения, но обязаны ходить в столовую. Именно поэтому я уже 160 дней 3 раза в день хожу в столовую, где не ем: мне приносят горячие обеды с воли, и я питаюсь отдельно. При этом посещение столовой почему-то называется “массовым мероприятием”. Вот мы с Тохниязом и ходим аккуратненько туда - сидим у стеночки. Я читаю газеты, разгадываю кроссворды, пока все остальные поедят.
Очень много вопросов вызывает цензура. У нас разрешены газеты, которые мы здесь выписываем. А материалы из Интернета почему-то считаются перепиской и должны проходить через спецчасть.
В колониях запрещено использовать сахар и дрожжи. Видимо, подразумевается, что человек будет готовить из этого брагу. При этом заключенные колонии-поселения могут спокойно выйти на улицу и купить бутылку водки, хотя распивать алкоголь на территории запрещено.
В общем, все это надо менять: в подобной солдафонской закваске очень много несуразностей, откровенных глупостей. Как будто задача колонии - не реабилитировать человека, а соблюсти форму: кровати должны быть заправлены, люди на плацу построены.

- Рассказывают, что в вашей колонии рухнул забор.
- Да. Причем на виду у всех. Дело в том, что наша головная колония-поселение - в деревне Саратовка в двадцати километрах от Усть-Каменогорска - обнесена чисто символическим полуметровым забором - скорее, декоративной изгородью, которую можно просто перешагнуть. Там нет вышек, собак, оружия - есть только контролер на КПП. А у нашего участка - высокий бетонный забор, отчего создается видимость, что это чуть ли не колония общего режима. И месяца полтора назад одна из секций этого забора длиной 10-15 метров рухнула. И до сих пор не нашли возможность ее поднять. Выглядит все это достаточно сюрреалистично: с одной стороны, в заборе огромная дырка, через которую спокойно может пройти кто угодно, с другой - недалеко стоит КПП, где обыскивают каждого, чтобы не пронес в колонию чего лишнего...
Мы, заключенные, в шутку называем нашу колонию “колхозом строгого режима”.

- В январе вы с Тохниязом трудоустроились кладовщиками. Много трудитесь?
- Действительно, уже три месяца, как мы на этой очень ответственной работе. Однако мне еще никто не давал ключ от склада. В общем, кладовщики есть - а склада нет. Как нет и самого швейного цеха, при котором должен находиться этот склад. Но зарплату я получаю - тут никаких претензий нет.
Смысла в такой работе нет никакого - кроме того, что мне не дали трудоустроиться за пределами колонии, чтобы я никуда не выходил. Формально мне отказали в трудоустройстве туда, куда я хотел, под предлогом того, что там есть компьютер. Я не понимаю такой логики и намерен обжаловать это в суде.

Виктор БУРДИН (по телефону), фото Евгения ФОМИНЫХ, Алматы
Поделиться
Класснуть